Забайкальский краевой краеведческий музей имени А.К. Кузнецова

Почти за век до создания паровой машины, способной перевезти человека, для императора Канси была разработана игрушка, двигающаяся при помощи пара. Автор изобретения, фламандский иезуит-миссионер Фердинанд Вербист в рукописи, напечатанной в 1687 году, при описании своей паровой тележки впервые употребил термин «мотор».

В Китае Вербист прожил жизнь, полную неожиданных поворотов. Он возглавлял католическую миссию в провинции Шанси, затем, в числе других иезуитов был брошен в тюрьму и приговорён к смерти «от тысячи порезов». В 1665 году череда катаклизмов – землетрясение, разрушившее тюрьму, метеор в небе и пожар в императорском дворце, были истолкованы как плохие приметы и заключенные иезуиты обрели свободу.

Когда к власти пришел император Канси, Вербист выиграл конкурс астрономов, был назначен главным математиком и директором обсерватории. Он исправил китайский календарь, убрав из него лишний месяц, занимался переводческой деятельностью, дипломатией и картографией. Вскоре он стал близким другом императора, обучал его наукам и музыке. В империи Цин Вербист был известен под именем Нань Хуайжэнь.

Крупнейшим его проектом также стала артиллерийская реформа цинской армии, благодаря которой китайские пушки не уступали европейским. В 1681 году под руководством Вербиста была отлита серия из 240 (по другим данным 320) легких артиллерийских орудий, предназначавшихся для усиления цинских Восьмизнаменных войск. Пушки «рыжеволосых варваров» (так в Китае называли выходцев из Европы) славились своим изяществом и мощью.

Одна из этой партии пушек оказалась в фондах Забайкальского краеведческого музея. Её длина равна 214,5 см, диаметр канала ствола – 5 см. На тыльной части имеется надпись, свидетельствующая о том, что пушка «Священный грозный полководец» была отлита в 1683 году и что одним из её конструкторов был Нань Хуайжэнь.

В 1682 году Фердинанд Вербист получил пост одного из руководителей Гунбу (Министерства общественных работ). Там он занимался вопросами оснащения маньчжурской армии оружием европейского образца, в первую очередь, – артиллерией. Вскоре отливка орудий была освоена, а в Пекине построен артиллерийский завод.

Вербист также разработал для цинских войск наставление по обучению стрельбе из орудий «Шэньвэй тушо» (Иллюстрированное руководство по священной мощи) и прилагал большие усилия для повышения мастерства цинских артиллеристов. Отлитые им орудия типа шэньвэй цзянцзюнь были предназначены для вооружения как полевых частей, так и гарнизонов.

В один из гарнизонов, Цицикарский, в 22 год эры правления под девизом Канси (1682 г.) было доставлено 12 орудий, именуемых «священный грозный полководец». Там они, согласно Цинскому архиву учета всех изделий придворных мастерских дворца Янсиньдянь в ведении министерства двора, находились, по меньшей мере, до 1850 года.

Дальнейшие следы орудий по доступным цинским источникам не прослеживаются. Они могли использоваться в войнах за присоединение Тайваня, или при штурмах Албазино, которое отдельные исследователи называют «казацкими Фермопилами».

Известно что при осадах Албазино в 1685–1687 годах маньчжурское войско имело наряду с легкими китайскими пушками орудия европейского образца «хунъи пао» – «пушки рыжеволосых варваров». Ядра этих пушек могли пробивать крепость насквозь от стены до стены – как сообщали обороняющиеся казаки – «сквозь острог проходили».

Как орудие попало в Читу документально не зафиксировано. Наиболее вероятен вариант, что пушка входила в число трофеев казачьих войск в русско-китайской войне 1900−1901 гг. и возможно взята в районе Цицикара. Но эта версия не исключает и другие.
Боевые характеристики пушки «шэньвый цзянцзюнь» из иллюстрированного цинского кодекса «Хуанчао лици туши»:

«…используется заряд 8−9 лян (298,4−335,7 гр.) пороха, свинцовое ядро 18 лян (671,4 см)… Установлено на двухколёсном лафете, длина станины 9 чи 5 цунь (302 см)».*

Специалисты отмечают, что в наше время трудно насчитать даже двух десятков сохранившихся экземпляров подобных пушек.

Обнаружение пушки, отлитой в составе серии орудий, разработанных Фердинандом Вербистом, является для исторической науки событием, сравнимым с обнаружением в Москве неизвестной ранее пушки, отлитой такими мастерами, как Кашпир Ганусов или Андрей Чохов*.

Вербист умер в Пекине от травмы в результате падения с лошади. Он был единственным в истории Китая европейцем, удостоенным императором чести посмертного имени.
Ствол пушки «Священный грозный полководец» украшает экспозицию музея.

* Все переводы выполнены А. М. Пастуховым.
** Пастухов А.М., Багрин Е. А., Васильев С. Г. Коллекция артиллерийских орудий Забайкальского краевого краеведческого музея имени А. К. Кузнецова /История оружия. Альманах № 8−9/ - Запорожье, 2013, с. 149−163.

В начале 1980-х годов в музее не было чучела медведя. Желая восполнить этот пробел, администрация покупала лицензии на отстрел и передавала их в промысловые хозяйства Читинской области.

В декабре 1983 г. поступило сообщение из Мензинского госпромхоза – охотники из Шонуя братья Лисихины добыли зверя.

Заведующая отделом природы музея А. И. Смирнова и научный сотрудник О. П. Рудова срочно выехали в далёкое таёжное село. Медведь был убит в районе ключа Друнишев, который впадает в Дакитуй в 25 км от села Шонуй. Его габариты и внешний вид поражали воображение даже опытных промысловиков. Внушительных размеров была и берлога, из которой выскочил зверь. Он мгновенно расправился с тремя поднявшими его собаками. Не успевшим сделать залом охотникам пришлось приложить немало усилий, чтобы справиться с добычей.

Проблемной была и доставка туши до зимовья – вес её был в пределах 400 кг.

Охотников поразил совершенно черный окрас шкуры медведя. «В забайкальской тайге обычно водится бурый медведь с вариацией цветов шерсти от светло-соломенного до темно-бурого, переходящего на ногах в черный».

Осмотр берлоги дал следующие результаты – она была расположена на северном, глинистом склоне горы, в пятистах метрах от подножья. За метровым входом скрывалась вырытая медведем пещера длиной 5 метров и высотой 1,5 метра.

Полость выстлана мхом, сухими листьями, ветками ерника. Даже потолок был отделан мхом, им же завален и вход.

Охотники посчитали медведя пришлым – ранее на Мензе такие не встречались.

Процесс изготовления чучела длился до марта следующего года. Шкура была выделана без применения мышьяка, на овчинно-меховой фабрике Читинского горпромкобината. Сварщики домостроительного комбината изготовили сложный каркас.

Результаты промеров медведя: общая длина 243 см, объем груди 190 см, ширина передней лапы 19 см, размер задней ступни 33 см, длина когтей передних лап 7 см. Вес 350−400 кг. Возраст около 20 лет.

Статья в «Забайкальском рабочем» содержит комментарий кандидата биологических наук В. Н. Пузанского и фотографию готового чучела в экспозиции музея. Специалист отмечает, что медведь оказался уникальным и по размерам и по цвету шерсти.

В настоящее время чучело можно посмотреть в постоянной экспозиции отдела природы музея.

Указ Николая II, в собрании законов Российской империи имеющий номер 32 477*, гласил:

«Государь Император, в 13-й день Августа 1909 года, Высочайше повелеть соизволил:
Казаков всех вообще казачьих войск не неволить иметь оружие казеннаго образца и, не стесняясь однообразностью его, разрешить казакам выходить на службу с доставшимися им от отцов и дедов шашками, лишь бы оружие это было годно в боевом отношении».

Данный акт, вызванный скорее нехваткой холодного оружия, чем стремлением царя сохранить традиции, вызвал в казачьих кругах явное одобрение.

Накопленный веками боевой опыт отцов и дедов как раз подсказывал, что есть рубящее оружие более удобное и разящее, чем действующее строевое.

Одна из разновидностей такого оружия – кылыч, или клыч, изогнутая сабля, известная не только во времена запорожских и уральских казаков в XVII–XIX вв.еках, но и намного раньше. Подобный тип сабли зародился в поздний хуннский период, развивался и использовался почти во всех средневековых ханствах, каганатах и империях на территории Средней Азии и евразийских степей. Оружиеведы называют клыч турецкой саблей (кылыч, килич, килидж) – в Турции так именуется любое длинноклинковое оружие.

После указа императора «о дедовском оружии» клыч стал распространенным среди казаков. Носить вне строя эту саблю разрешалось и офицерам лейб-гвардейских полков – отборных воинских частей, предназначенных для парадов и охраны особы и местопребывания монарха.

Поставщик Двора Его Императорского Величества, фирма «Шаф и сыновья» в Санкт-Петербурге в течение 10 дореволюционных лет была единственной в России мастерской, выпускающей парадные клычи.

В настоящее время клычи – редкое и дорогостоящее оружие.

Нашему музею повезло иметь в своей коллекции офицерский клыч лейб-гвардии Казачьего полка периода 1909−1917 гг. производства указанной фирмы. Еще большую ценность этой сабле придает и то, что она является Георгиевским оружием «За храбрость». Соответствующая гравировка имеется на крестовине эфеса, в центре которой имеются следы крепления знака ордена Святого Георгия.

Учитывая, что клыч поступил из Читинского войскового музея в 1917–1918 гг., он вероятно принадлежал офицеру лейб-гвардии Казачьего полка из Забайкальского казачьего войска. Это обстоятельство делает возможным установить хозяина данного оружия по существующим спискам воинской части.

* Полное собрание законов Российской империи. Собрание третье. Том XXIX. 1909. Отделение I. От № 31 330−32 882 и Дополнения. – С.-Петербург, 1912. С. 718

Знаменитая «Корабельная роща», последняя из законченных картин Ивана Ивановича Шишкина, впечатляет также своими размерами. На фоне могучих сосен трудно разглядеть мелкие детали, тем более двух желтых бабочек, порхающих над ручьём. Известно, что художник доверил изобразить их своего ученику, 28-летнему Григорию Гуркину.

В этом же году великий учитель умер с кистью, за мольбертом на глазах своего подопечного. А через 39 лет пуля палача из НКВД оборвала жизнь самого Гуркина, ложно обвиненного в шпионаже в пользу Японии.

Первая выставка Григория Ивановича Гуркина в 1905 году в Томске заставила говорить о нём, как о ведущем алтайском художнике.

К 1915 году, после выставок в Красноярске, Иркутске, Барнауле, его стали называть мастером сибирского пейзажа и общепризнанным классиком российской живописи. Григорий Потанин, увидев полотно «Хан-Алтай» сказал: «Наконец-то у Сибири появился собственный художник, который может передать силу и мощь этой природы».

Первый светлый период в жизни Гуркина закончился после февральской революции 1917 года. Он возглавил независимое Алтайское правительство, чего ему не простили ни пришедшие в край колчаковцы, ни сменившие их большевики. Обвинения в сепаратизме преследовали художника до конца жизни.

Несмотря на это, художник не отказался от взятого ранее творческого псевдонима Чорос-Гуркин, первое слово которого означало гордое название телеутского рода чорос.

Сначала он ушел с партизанским отрядом в Монголию, потом жил в Туве, везде страдая не столько от отсутствия средств к существованию, сколько от недостатка холстов для картин. В 1925 году Гуркин принял приглашение вернуться в СССР, что позволило ему прожить в счастливом творчестве целое десятилетие.

Было устроено несколько персональных выставок – в Москве, Новосибирске, других городах Сибири. На выставках, кроме картин, с большим успехом экспонировались также этнографические рисунки, орнаменты, иллюстрации к народному эпосу, зарисовки археологических древностей, выполненные в результате длительных экспедиций по Алтаю.

По инициативе Гуркина в Горном Алтае открылся музей, Ойрот-Туринская художественная школа, где он сам и обучал учеников рисунку, живописи.

Художнику вернули родную усадьбу в Аносе, где он восстановил мастерскую, а также разводил кур, пчел, ухаживал за садом и огородом.

Но в 1935 году вновь арест, сфабрикованные обвинения, суды, казалось бы счастливое оправдание… Снова арест в октябре 1937 года и ужасный финал – расстрел вместе со старшим сыном…

Даже после реабилитации в 1956 году имя художника ещё какое-то время закрашивалось на его замечательных алтайских пейзажах.

В нашем музее на одном из полотен гордое имя художника чудом сохранилось. «Телецкое озеро», написанное Гуркиным в 1915 году. Через два года, пока неизвестно как, «Телецкое озеро» поступило в музей. Именно с этой картины начал формироваться его живописный фонд. Об этом в 1924 г. пишет ученый секретарь музея А. В. Харчевников.

Интересно, что картина с одноименным названием хранится в Национальном музее им. А. В. Анохина (Горно-Алтайск, Республика Алтай). Она датирована 1912 годом. Сходство между собой картин с Телецким озером очевидно: идентично написаны волны, ритмичные акценты на воде расставлены одинаково. Наиболее заметным является полное совпадение рисунка облаков, не повторяющегося в природе. Одна и та же композиция, с одной линией горизонта, контуров гор, туч и т. п., говорит о том, что имеет место авторский повтор картины. Но на «алтайской» картине, созданной тремя годами ранее, присутствуют люди, сидящие между лодок у костра.

В «читинском» варианте нет ни лодок, ни людей. Эта работа более этюдная, динамичная. Создаётся ощущение полной тайны, которую можно почувствовать лишь зрителю. Первый план так же более абстрактный, на нем уже нет камней, которые «стояли на пути» проникновения в картину. Ничего не мешает мысленному вхождению зрителя в озеро. Поздняя версия, можно сказать, является экзистенциональным проявлением образа Телецкого озера. Г. И. Чорос-Гуркин писал: «…Алтай не просто горы, леса, реки, водопады, а живой дух, щедрый, богатый исполин-великан. Сказочно красив он своей многоцветной одеждой лесов, цветов, трав. Туманы, его прозрачные мысли, бегут во все страны мира. Озера – это его глаза, смотрящие во Вселенную. Водопады и реки – его речь и песни о жизни, о красоте земли, гор…»

22 мая 1967 акшинский краевед Иван Иннокентьевич Ононский передал в музей большую настольную медаль, утверждая, что ею был награжден его прадед Я. Я. Истомин.

Медаль представляет собой диск диаметром 95 мм, толщиной 0,6 мм, массой 360,40 гр., состоящий из сплава серебра 925 пробы. На одной из сторон по кругу вычеканена надпись: «ГУБЕРНСКАЯ ВЫСТАВКА СЕЛЬСКИХЪ ПРОИЗВЕДЕНИЙ», на оборотной, в центральном поле: «ОТЪ МИНИСТЕРСТВА ГОСУДАРСТВЕННЫХЪ ИМУЩЕСТВ.»

Редкая в наше время и престижная в XIX веке медаль была учреждена в 1846 году. Каждая из её сторон была изготовлена отдельно знаменитыми гравёрными мастерами Санкт-Петербургского монетного двора академиком, профессором медальерного искусства А. П. Лялиным и будущим академиком В. В. Алексеевым. Об этом свидетельствуют подписи медальеров − «РЪЗ. А. ЛЯЛИНЪ.» (резчик А. Лялин) на одной стороне и «РЪЗ. АЛЕКСЪЕВЪ.» (резчик Алексеев).

Первоначальный вид медали, подаренной музею И. Ононским, не содержал иных фамилий, надписей и дат. Однако позже на свободных её полях было профессионально выгравировано: «Акша Истомину Я. Я. 1850 г.» (полукругом на лицевой стороне), 1846 г. (под обрезом на той же стороне), «Правнук Иван Ононский 1960 г. (на гладком гурте). А на оборотной стороне небрежно процарапано острым предметом: «1800 г».

В последствии выяснится, что указанные на медали даты представляют собой своеобразную компиляцию событий, относящихся к сельскохозяйственным выставкам в России XIX века, а гравировки заказаны уже И. И. Ононским в память своего прадеда.

Созданное в 1837 г. Министерство государственных имуществ в 1842 году утвердило правила устройства общих сельскохозяйственных выставок. Российская империя делилась на семь «выставочных округов», в губернских городах которых поочередно устраивались окружные выставки. Участники и победители выставок получали памятные бронзовые, золотые и серебряные медали единого утвержденного образца.

В 1843−87 гг. по всей территории Российской империи состоялось 558 сельскохозяйственных выставок*.

Одна из них состоялась в Чите 1−14 октября 1862 г. и вошла в историю как 1-я губернская сельскохозяйственная выставка.

Таким образом, можно предположить, что выполненные по заказу Ононского гравировки на медали означают: «1846 г.» − дата утверждения данного варианта медали, «1850 г.» − дата проведения Первой Всероссийской сельскохозяйственной выставки в Санкт-Петербурге в 1850 г.

Несмотря на то, что на медали не обозначена дата «1862», есть большая вероятность того, что это была награда именно читинской выставки, одним из экспонентов которой действительно был Яков Истомин, прадед И. И. Истомина (Ононского). Он привез сюда лучшие образцы хлеба − простой ярицы, пробные сорта пшеницы − гирки, образцы крупчатки, картофельной муки, а также мериносовых овец и образцы их шерсти.

Якову Истомину в числе шести лауреатов выставки была назначена серебряная медаль «за разнородность представленныхъ ими образцовъ хлебовъ лучшаго достоинства и другихъ сельскихъ произведенiй и за обширность сельскаго хозяйства, ими разведеннаго въ краяхъ»**.

В детстве купец Я. Я. Истомин был воспитан Е. И. Истоминой, сестрой командира Акшинской пограничной дистанции, казачьего сотника Александра Ивановича Разгильдеева. Именно сестрам Разгильдеевым посвящены литературные послания декабриста Вильгельма Карповича Кюхельбекера.

Правнук купца Иван Иннокентьевич Ононский в 1930-х годах был выслан из Акши с семьёй отца, признанной кулацкой. Он был участником Великой Отечественной войны, а в 1960−70 годах написал «Акшинские летописи» и «Историю Акши»***.

*Большая российская энциклопедия:
http://dev.bigenc.ru/domestic_history/text/3 546 887
** Кузнецов А. К. Выставка в Забайкальской области сельских и других произведений в г. Чите в 1862 г. Доклад, прочитанный 24 июля 1898 г. в заседании членов Комитета сельско-хозяйственной и промышленной выставки в г. Чите в 1899 г. − Чита, 1899
*** Энциклопедия Забайкалья:
http://encycl.chita.ru/encycl/person/?id=5960

В 1985 году ученик А. П. Окладникова, доктор исторических наук, профессор Э. В. Шавкунов (1930−2001) опубликовал одну из своих гипотез. Он предположил, что кроме Великого шелкового пути в средневековье существовала ещё одна, более северная торговая артерия − «Соболья дорога».

Эрнст Владимирович считал, что этот путь был проложен во второй половине I-го тысячелетия н.э. древними согдийцами, предками современных таджиков, как относительно более безопасный доступ к обширнейшему пушному и кожевенному рынку народов Монголии, Сибири, Приамурья и Приморья. «При этом главной статьёй импорта у согдийских купцов являлись получившие широкую известность в Китае собольи шкурки Приамурья и Приморья, которые у властителей восточных стран всегда пользовались огромной популярностью и ценились дороже шелка и парчи…»

Дорога могла начинаться в Семиречье и через Южную Сибирь шла в Западную Монголию и дальше на восток к долине р. Селенги, оттуда к столице Уйгурского каганата городу Орду-Балык. По верховьям р. Толы путь достигал Онона и Керулена, затем мог разветвляться на два направления − одно через оз. Далай-Нор и Аргунь, второе − по Онону − оба пути вели на Амур. «По Амуру согдийские суда плыли до низовьев Сунгари и Уссури, по которым они достигали самых глубинных районов древней Маньчжурии (Северо-Восточного Китая и Приморья)».

В 1993 г. профессор Шавкунов опубликовал книгу о древних металлических зеркалах, выделяя их как самый информативный исторический источник. Он даже предлагает оригинальное название научного направления, изучающего зеркала − адаршаника («зеркало"от санскритского) в отличие от катоптроники (с греческого), или спекулумика (с латинского). В книге одна из глав называется «Шли кони по Собольей дороге…». В качестве подтверждения своей гипотезы автор приводит семантику декора, размещенного на тыльной стороне двух зеркал. Одно из них найдено в Минусинской котловине, другое, с аналогичным сюжетом − в Забайкалье, около с. Кути Приаргунского района. На тыльной стороне зеркала в центре изображено колесо, символизирующее Солнце. Вокруг него размещены восемь всадников, движущихся с запада на восток. У коней «…видна только верхняя часть крупа, тогда как нижняя часть вместе с ногами отсутствует, благодаря чему создаётся впечатление как бы плывущих по воде животных». На зеркале кроме этого изображены жемчужины, птицы, животные и растения, а также рельефная рамка с надписью. Автор сообщает, что крупнейший специалист в области иранистики, переводчик согдийских текстов, лингвист Владимир Аронович Лившиц, видевший прорисовку этой надписи, «…отметил, что в целом надпись очень похожа на согдийскую».

Эрнст Владимирович Шавкунов приходит к выводу, что кутинское зеркало играло роль талисмана, призванного охранять один из караванов согдийских купцов на пути по Собольей дороге. Интересен также его вывод о том, что недалеко от места слияния Шилки и Аргуни могла находиться согдийская колония, подобная той, которая была обнаружена в Приморском крае, недалеко от города Арсеньева.

Согдийское зеркало из Кути дополняет ряд находок из фондов нашего музея, о которых мы писали ранее. Это шлемы киданьских воинов и золотые брактеаты Юстиниана. Пусть это разновременные артефакты − они так, или иначе связаны с Ононом, Ингодой, Шилкой и Аргунью, реками Амурского бассейна, ставшими древнейшими путями проникновения в Забайкалье представителей различных мировых культур.

Литое бронзовое зеркало, которое в июне 1974 г. нашел в овраге в с. Кути учащийся Читинского ГПТУ-6 Василий Лысенко, хранится в фондах ЗККМ.

Лит.:
Шавкунов Э. В. Согдийско-иранские элементы в культуре бохайцев и чжурчжэней // Проблемы древних культур Сибири. − Новосибирск, 1985. − С. 146−155
Шавкунов Э. В. Тайны древних зеркал. − Владивосток: «Дальпресс», 1993. − 70 с.

В мае 1956 года в с. Шелопугино, в сарае, была найдена дарственная табличка с гравировкой. Прямоугольная пластинка размерами 3,6×7 см, толщиной до 2 мм, изготовлена из серебра 920-й пробы − 20,40 гр. чистого металла при массе сплава 22,20 гр. По углам таблички высверлены конические отверстия под головки «впотай». Края фацетированы, оборотная сторона плоская − табличка прилегала к какому-то предмету и была прикручена (либо приклепана) к нему.

На заглаженной лицевой стороне таблички выгравирована надпись: «На память и въ благословенiе дорогому А. В. Колчаку отъ I.А. Н. Лавр. Митрофана 1-го Октября 1898 г.».

Текст, содержание которого приводит нас в полное замешательство и вызывает множество вопросов, расположен на аутентичной дарственной табличке и адресован будущему адмиралу Александру Васильевичу Колчаку.

1-й вопрос: авторство текста. Сокращение «I.А. Н. Лавр.» мы предполагаем читать как «Иеромонах (?) Александро-Невской Лавры».

2-й вопрос: время дарения. Известно, что в 1897 году молодой офицер Колчак был направлен для несения службы на парусно-винтовой клипере «Крейсер», который зиму 1897−1898 гг. провел в порту Нагасаки, вышел оттуда в ноябре и только в начале мая 1899 г. прибыл в Кронштадт*. Получить в подарок предмет, к которому была прикреплена дарственная табличка с датой «1 октября 1898 г.», непосредственно в этот день в Петербурге, Колчак не мог.

3-й вопрос: что представлял собой утраченный предмет, на котором была табличка. Обложка блокнота? Портсигар? Кобура? Это мог быть металлический, кожаный, деревянный − предмет из любого материала. Вероятно, мы об этом никогда не узнаем. Суровый быт морского офицера, мечтающего о путешествиях и научных открытиях, наверное не предполагал особых излишеств в бытовых вещах и экипировке.

4-й вопрос: как табличка (или предмет с табличкой) − вещь сугубо личная, попала в Шелопугино, за тысячи вёрст от мест, связанных с биографией А. В. Колчака? Это, пожалуй, самый загадочный из вопросов. Известно, что в 1920 году станица Шелопугинская оказалась центром одного из крупнейших сражений Гражданской войны в Забайкалье, известном как Купряково-Шелопугинское сражение, или Шелопугинский разгром**. Красными партизанами М. М. Якимова здесь были разгромлены Сибирский казачий полк и Отдельная Сибирская казачья конно-артиллерийская батарея. Эти части состояли в основном из «каппелевцев» Российской армии Колчака, прорвавшихся в Забайкалье. Пожалуй, это пока единственные факты, которые могут как-то связать село Шелопугино, если не с самим адмиралом, то с его возможными сослуживцами.

История жизни и смерти А. В. Колчака обросла множеством легенд, одна из которых повествует о том, что перед смертью адмирал передал одному из исполнителей расстрела свой серебряный портсигар.

Но легенды остаются легендами.

Задачей же данной публикации является введение в научный оборот таинственной шелопугинской находки, которая хранится в фондах нашего музея.

* www.litmir.me/br/?b=98 561&p=1
** safe-rgs.ru/2701-shelopuginskiy-razgrom.html

Блеснувшее в песке золото вскружило голову. Сначала он неосторожно сломал пластину пополам − по старой трещине, проходившей аккурат между изображениями оленей. Затем, укрывшись от сторонних глаз, вооружился кусачками и отделил от пластины уголок, попытавшись сплющить его. Смятый, неузнаваемый кусочек золота можно было попытаться продать отдельно. Замыслам помешал археолог. Чудом узнав о находке, он купил пластину и привёз её в музей.

Эти события двадцатипятилетней давности явили миру великолепный предмет искусства древнего мира − золотую поясную бляшку с изображением двух оленей. Находки подобных артефактов чрезвычайно редки. Привязать бляшку к культурному слою, что позволило бы определить её возраст, не удалось. Кем-то она датировалась гуннским временем, кем-то монгольским − разница в датах настолько велика, насколько вечен отраженный в изображении жизнеутверждающий сюжет любви и верности. В отличие от порой агрессивного скифского стиля с напряженными мускулами тел животных и хищниками, терзающими плоть, на кункурской бляшке изображены два оленя, обращенные друг к другу. Все их конечности и рога исполнены в одной плоскости, а элементы, образно выходящие за эту плоскость, вырываются навстречу зрителю в виде выступающих над поверхностью бугорков, заставляя его домысливать объёмы и формы. Наивное и бесконечно талантливое искусство былых времён… Разделяющее оленей изображение состоит из ажурных окружностей, расположенных вертикально одна над другой. В самом верху, над ними и над соприкасающимися мордами оленей − плод растения. Картина, металлом отлитая в глубокой древности, но затрагивающая вечные струны классической всемирной партитуры − от дерева Бодхи в роще Урувелла до золотой ветви Джеймса Фрезера…

Бляшка хранится в фондах нашего музея. Она весит 55,44 грамма и состоит из золота 850 пробы.

В начале 2000-х годов, в ононских степях, на месте развеянного ветрами кургана, было найдено несколько не совсем обычных монет. Они были вырезаны из тонких листов золота, с одной стороны каждой было выдавлено изображение, другая сторона представляла собой негативный оттиск первой. Один из плохо читаемых отпечатков удалось с большой долей вероятности идентифицировать. Это было изображение с аверса византийской монеты − солида.

Флавий Пётр Савватий Юсиниан, или Юстиниан I Великий (482 или 483−565), византийский император, построивший собор Святой Софии в Константинополе и кодифицировавший римское право, как и его предшественники, выпускал золотые солиды. Несмотря на не совсем изящный чекан, византийский солид был в те времена почти самой «конвертируемой» валютой, распространенной на евразийском континенте и в Африке. Глобальная торговая сеть древности и средневековья − Великий шелковый путь − во многом способствовал этому.

Помимо торговли, на протяжении столетий золотые и серебряные монеты использовались и в качестве штампов − «чеканов» для изготовления брактеатов − односторонних монет на тонких листах драгметаллов. Употребление подобных изделий было различным. В эпоху великого переселения народов их использовали в качестве украшений и амулетов. А в средневековой Европе XII по XV веков брактеаты использовали и как деньги и как средство взимания налогов − они периодически изымались из обращения и при перечеканке девальвировались с удержанием «налога на чеканку».

В азиатской части континента − от Афганистана до Индии брактеатам нашлось и другое применение − ритуальное. Их использовали для украшения погребальных одежд и других атрибутов царских захоронений. К примеру, известен ряд брактеатов Кушанского царства (период правления Канишки II 225−245 гг.), которые использовались при погребении царственных особ.

Это древнее государство на территории современной Средней Азии, Афганистана, Пакистана и Северной Индии I − III веков н.э., к V веку было окончательно разрушено эфталитами («белыми гуннами»). Некоторые исследователи (например, Ш. Бира) полагают, что историю кушанов можно рассматривать как часть ранней истории монголов.

На всех найденных на Ононе брактеатах по краям имеются отверстия, что позволяет говорить об использовании их в качестве нашивок, либо связывании их вместе и не исключает использование их в погребальных традициях.

Интересен сохранившийся оттиск на еще одном брактеате. Это изображение римской богини Виктории, стоящей на трапециевидном постаменте, с трезубцем в руках и полумесяцем над головой. Монета, с которой сделан этот брактеат, пока не определена, но совершенно очевидно, что она редчайшая.

Всего же на Ононе было обнаружено девять золотых брактеатов. Все они находятся в коллекции музея. Несмотря на утраченный археологический контекст, находка брактеатов в Забайкалье совершенно уникальна и имеет богатый исторический «шлейф» − от монеты императора Юстиниана до возможного погребения в средневековых ононских степях таинственной «царской особы»

907−1125 годы. Северо-западные границы государства Ляо («Железная империя») отделены от остального мира защитным сооружением, которое в ХХI веке назовут «Великая киданьская стена»*. Сравнительно небольшая и простая фортификационная конструкция − вал высотой около 1,5 метра и ров шириной до 3 метров, поражает своей протяженностью. Вытянувшись в длину на 750 километров, она проходит через Монголию и Китай, попадая на территорию России в районе поселка Забайкальск, рудника Абагайтуй и села Кайлайстуй. В Забайкалье этот, до сих пор выраженный в рельефе объект, носит название Вал Чингисхана, хотя последний родился почти полвека спустя после гибели империи Ляо. Также известны Киданьские городки − остатки свыше 50-ти своеобразных пограничных застав, которые расположены вдоль вала с южной стороны на расстоянии 15 − 50 км друг от друга.

В отличие от богатых материалами раскопок крупных городов и гробниц на территории киданьской империи, в районе пограничного вала археологические находки немногочисленны. Тем более удивительно встретить киданьские артефакты вдали от северо-западных пределов этого государства, а именно в окрестностях Читы.

В сентябре 1982 г. на Старомосковском тракте, в 15 км от с. Домно-Ключи, в 500 м от высоковольтной линии был найден шлем, который автор находки читинец А. Н. Бутов передал в Забайкальский краеведческий музей. Долгое время шлем находился в запасниках музея и ошибочно датировался XVII веком. В 2013 г., при подготовке каталога коллекции холодного оружия и доспехов, находка была введена в научный оборот. Научный сотрудник НГУ, доктор исторических наук Л. А. Бобров атрибутировал шлем как боевое наголовье из комплекса вооружения киданьских воинов X−XI вв**. Автор исследования отметил, что шлем из Читы представляет значительный интерес для отечественных и зарубежных оружиеведов и военных историков. Он подчеркивает, что ранее подобных предметов было известно всего три и предполагает, что статус владельца шлема из ЗККМ был весьма высоким − на уровне представителей высшей киданьской знати.

В отношении удаленности находки от северных рубежей империи Ляо Л. А. Бобров высказывает предположение, что находку следует связывать с деятельностью в регионе киданьских отрядов, несших службу в пограничных гарнизонах «Железной империи». Шлем мог быть утерян в ходе экспедиций в земли северных соседей киданьской державы или захвачен местными жителями в качестве военного трофея во время нападений на границы империи Ляо***.

Знаменательна еще одна находка, совершенная в лесу, в районе с. Елизаветино в сентябре 2011 г. Там тоже был обнаружен шлем, который также может быть отнесен к киданьскому вооружению. К сожалению, музею не удалось получить этот шлем в свою коллекцию и судьба его сейчас неизвестна.

Но обнаружение двух киданьских шлемов на расстоянии 50 км друг от друга (в пределах однодневного конного перехода), может говорить о неслучайности этих находок и о большой вероятности событийных связей между ними.

Киданьский шлем можно увидеть в разделе «Древняя история Забайкалья» экспозиции музея.

* Крадин Н. Н., Харинский А. В., Прокопец С. Д., Ивлиев А. Л., Ковычев Е. В., Эрдэнэболд Л. Великая киданьская стена: северо-восточный вал Чингис-хана. − Москва: Наука − Восточная литература. − 2019 г. 168 с.
** Бобров Л. А. Киданьский шлем из Забайкальского краеведческого музея // Военное дело средневековых народов Южной Сибири и Центральной Азии. Н.: «Изд-во Института археологии и этнографии СО РАН», 2013. С. 75−79.
*** kitabhona.org.ua/libwar_armor/bobrovhelm3.html

Фото 1,2 − шлем, найденный у с. Домно-Ключи. Фото М. Федосеева
Фото 3 − шлем, найденный у с. Елизаветино. Фото С. Васильева
Фото 4 − часть пластин бармицы «елизаветинского» шлема. Фото С. Васильева

В 1937 г., накануне «Большого террора», в южном углу парка Читинского дома Красной Армии (ныне парк ОДОРА) была найдена небольшая, полностью обгоревшая скульптура, изображающая Будду Шакьямуни. Огонь не смог расплавить металл, который местами спёкся, оставил поры и раковины. Но облик «просветлённого», его лицо, головной убор, одежда и левая рука, держащая чашу − патру, остались малоизменёнными.

В 1914 г., за полгода до начала мировой войны, в двенадцатом часу ночи с 14 на 15 января, на этом месте разгорелся пожар в одном из красивейших зданий Читы. Жители называли его «Дацан», хотя оно было построено в 1899 г. как один из павильонов сельско-хозяйственной и промышленной выставки − над его входом располагалась вывеска «Буддiйскiй культъ». При незначительных размерах 16×14 метров в основании и до 20 метров в высоту, трехэтажное здание было сооружено по всем канонам буддийской архитектуры. Фактически это был небольшой храм − дуган, построенный на средства забайкальских бурят, затративших около 60 тысяч рублей. Решение по строительству принял Пандидо Хамбо-лама XI Чойнзон-Доржи Иролтуев, глава буддистов Восточной Сибири в 1896−1911 гг. Под его руководством для обустройства интерьера были присланы многочисленные буддийские раритеты. Очевидно, коллекции пополнялась и после выставки − к началу 1914 г. их насчитывалось около семи сотен. Здесь была уникальная подборка по тибетской медицине − лекарства, редкие книги, атласы, инструменты − всего 1625 предметов. Газеты того времени сравнивали эту коллекцию с буддийским собранием музея Гимэ в Париже. Рядом со зданием, в излучине Кайдаловки располагались юрты и комплексы, отражающие быт и хозяйство бурят. В современном понимании этот уголок парка был интереснейшим туристическим объектом.

В ту ночь здание дугана выгорело дотла. Основной версией был поджог. Виновников пожара так и не нашли, несмотря на обращение местного отделения Императорского Русского Географического общества к прокурору окружного суда. Обгоревшие бревна, жесть с крыши, ворох обгоревших листов тибетских книг и пять полурасплавленных статуэток − всё, что осталось на пожарище. Из коллекции чудом уцелели шесть масок мистерии Цам, которые были отданы на реставрацию скульптору, и вытканные шелком халаты. Судьба этих предметов неизвестна. Здание краеведческого музея по улице Бульварной (Бабушкина) ещё строилось − оно будет сдано в том же, 1914 году. Ценнейшая буддийская коллекция не дожила до возможной музеефикации всего несколько месяцев. На месте сгоревшего «Дацана» в 1939−1940 гг. была выстроена восточная часть здания ОДОРА.

В коллекции нашего музея об уникальном «Дацане» напоминают лишь фотографии и обгоревшая скульптура Будды Шакьямуни.

Андрей Иванович Кияшко прибыл в Читу с Кубани весной 1912 г. Здесь он прослужил в чине военного губернатора Забайкальской области пять лет.

Перед отъездом генерал-лейтенант Кияшко подарил Читинскому музею свою переписку и несколько предметов. Позже директор музея Алексей Кириллович Кузнецов напишет «…я извлекал из него пользу для политических…», имея ввиду личное знакомство с губернатором. «Политические» не забыли Кияшко и после его гибели в декабре 1917 г. Эсер Ян Степанович Плястен, более известный как Иосиф Иванович Жуковский-Жук, или А. Левандовский (партийные клички Саша Горный, Овод) написал в 1929 г. книгу «Губернатор Кияшко. Личные встречи и впечатления». Он вышла в издательстве Всесоюзного общества политкаторжан и ссыльнопоселенцев (Москва) и выдержала три издания.

Самый выразительный из предметов, подаренных музею губернатором − традиционная сувенирная японская сабля. Рукоять и ножны сабли украшены прорезанными в кости рисунками, на которых изображены японские сельские сюжеты, фигуры мужчин и женщин в традиционной одежде.

В костяную обкладку рукояти вставлена металлическая пластина с вырезанным текстом: «Память с Кубани любимому генералу А.И. Кияшко».

Принадлежность сабли к японскому оружию и дарственная надпись напоминает о фактах из биографии Кияшко. До Забайкалья он служил начальником войскового штаба Кубанского казачьего войска, а в 1904 г. был начальником отряда разведчиков в Ляоянских боях русско-японской войны.

В настоящее время сабля, подаренная губернатором, хранится в Забайкальском краевом краеведческом музее и представляется на выставках.

Несмотря на сувенирный характер, она является ярким предметом декоративного искусства Дальнего Востока.